В комнате искусственного лета
Мы лежим на кафельном столе
И в лучах искусственного света
Раны застывают как желе
Sloth хороший, не будем привязываться к гендеру, ребенок, который возвращается домой до девяти вечера.
Sloth сидит жопой на холодной лестничной клетке и понимает, что хотя он долбоеб, но хуже уже не будет, а сил встать особо не наблюдается, а в телефонной трубке тишина.
Sloth так долго злился, что перегорел и выгорел, а тяжелые биты многих песен, которые играли одновременно, внесли полнейшую сумятицу.
Sloth, в принципе, любит злиться. Так всё и понятно, и просто, и когда Sloth зол, то существует только Sloth, что делает мир простым и прочным.
Но злость слишком ограничена ресурсно.
Она очень быстро переходит в мутный тихий страх, тянущее чувство внизу живота, тоску, разочарование, обиду, самоненависть, выступающие вены и нервный тремор.
Расслабься, Sloth. Выхода нет. И все твои попытки что-то кому-то доказать обречены.
А ты уже отходный расходник.
Расслабляйся, так будет лучше. И, безусловно, приятнее.
Расслабляйся, потому что такими темпами и уголь с пеплом сгорят второй раз, а ты съедешь окончательно и бесповоротно.
Осознай, что всё, что ты делаешь бессмысленно и сам ты бессмысленная хуйня.
Расслабляйся, чувак. Как бы плохо не вязалось с прошлым, но пожалей себя немного. Сдохнуть всегда успеешь и, на этот раз, сможешь, но толку делать это сейчас и случайно? Тоооолкуу?
Сейчас ты встанешь, выпьешь всё, что должно и нормально проспишься. И будешь завтра болеть, как нормальный человек, а не как придурок.
И трясти от тишины тебя не будет. И всего прочего тоже не будет, как бы не хотелось. Потому что.
И переживать ты не будешь. И жалеть себя не в тех смыслах тоже. И уж тем более жалеть, что кто-то не жалеет тебя. Вспоминай камни.